Недавно в интернете появился «разоблачительный» материал, авторство которого приписывалось экс-главе Пенсионного фонда Дагестана Сагиду Муртазалиеву. Несмотря на сомнительность многих моментов озвученного и определенную нестыковку фактов, данная публикация вызвала переполох в дагестанском истеблишменте и в правоохранительном блоке. Были названы фамилии сотрудников, их взаимоотношения, фотографии и прочее.
22 ноября 2018 года Северо-Кавказский окружной военный суд вынес обвинительный приговор в отношении Андрея Виноградова, назначив ему наказание в виде 15 лет лишения свободы. Защита усмотрела в этом политические мотивы и намерена обжаловать приговор. Процесс интересен тем, что Виноградова рассматривали в завязке с Сагидом Муртазалиевым, а последний, как считают эксперты («Кавказский узел»), продолжает оказывать влияние на политические процессы в Дагестане.
Управляющий партнер адвокатского бюро «Мусаев и партнеры» адвокат Мурад МУСАЕВ рассказал «Новому делу» о том, как проходил процесс Виноградова.
— Какова позиция защиты и на чем базируются предъявленные Виноградову обвинения?
— Все обвинения (за исключением эпизода с Абдулакапаровым) основаны на показаниях единственного свидетеля Гасанова. Кто-то может сказать: «Что вы, в деле много разных доказательств! Вон посмотрите обвинительное заключение!». Но давайте скажем прямо: единственный источник сведений о причастности Виноградова к первым трем обвинениям — это показания Гасанова. Нет в этом деле больше ни от кого ни слова об участии Виноградова в обсуждаемых деяниях, кроме показаний Гасанова.
— Почему же, на ваш взгляд, суд посчитал показания этого свидетеля вполне достаточными для вынесения такого приговора?
— Знаете, в исламском праве, когда речь идет о серьезных преступлениях, для осуждения человека необходимо, чтобы его причастность к деянию засвидетельствовали как минимум четыре свидетеля. И каждый из этих свидетелей должен заслуживать доверия. Нет таковых свидетелей — подсудимый свободен. Российский уголовный процесс не содержит требования о минимальном количестве свидетелей или доказательств, однако в общем понимании, чем меньше в деле доказательств, тем выше требования к их качеству! Если у вас десять свидетелей одного деяния, то вряд ли все они сговорились или все сразу лжецы. Если свидетелей трое, то надо внимательнее присмотреться к ним. Когда же свидетель один… Он должен иметь безупречную репутацию, несомненно заслуживать доверия. Показания его должны быть последовательны и не должны оставлять причин для сомнения в их достоверности.
— А что не так с Гасановым?
— Во-первых, он осужденный преступник, запятнавший себя кровью безвинных людей. Гасанов уже осужден за причастность к убийству Куджаева, имеется приговор. Из этого приговора нам известно, что Гасанов не единожды менял показания: то признавал свою вину, то отрицал ее. Тот факт, что Гасанов — лжец, подтверждается приговором суда, вступившим в законную силу: «К показаниям Гасанова суд относится критически, потому что…».
Во-вторых, ни в ту пору, когда Гасанов сознавался в злодеянии, ни тогда, когда отрицал свою виновность, он никогда не говорил о Виноградове, хотя изобличал в организации убийства Куджаева иных лиц — Гаджиева и Омарова. Суд по этому случаю в приговоре даже написал: «Никто из тех, с кем в той или иной степени связано обвинение Гасанова Ю. М., не задерживался и не допрашивался, они все значатся убитыми». В настоящем деле Гасанов занял уже третью по счету позицию: теперь он снова сознается, но меняет расклад. Заказчиком убийства Куджаева назначен Сагид Муртазалиев, сам Гасанов вроде как организатор, который приискал исполнителей — Гаджиева с Омаровым.
В-третьих, в попытке уподобить свои новые показания правде, Гасанов лжет об очевидных вещах. Например, оказалось, что они с Муртазалиевым — друзья: «У нас были дружеские отношения… я звонил к нему, на дни рождения звонил, я на обычный телефон звонил к нему, если на сотовый не получалось, когда были праздники Ураза-байрам, Курбан-байрам, домой к нему приезжал». Но сам Гасанов не смог ничем подтвердить эту выдумку: ни представить хотя бы одну совместную фотографию, ни сообщить номер телефона Муртазалиева, ни назвать хотя бы одно лицо, которое могло бы подтвердить факт его дружбы с олимпийским чемпионом.
Напротив, от многочисленных свидетелей нам известно, что Муртазалиев негативно относился с Гасанову, поскольку последний вел асоциальный образ жизни. Кроме того, Гасанов пытался объяснить, почему ранее не давал показаний против Виноградова, и подкрепить свои показания. Одна из попыток такая: мол, в феврале 2011 г. он сообщил начальнику ЦПЭ МВД РФ по РД Баталиеву А. М. о причастности Муртазалиева к убийству Куджаева, однако Баталиев А. М. якобы запретил ему кому-либо про это говорить, пригрозив ему неприятностями. Гасанов обвинил указанных должностных лиц в совершении тяжких должностных преступлений и заранее не обещанного укрывательства особо тяжкого преступления, однако эта информация оказалась ложной, а полковник Баталиев А. М. дослужился до заместителя министра внутренних дел Республики Дагестан.
Вторая попытка такая: мол, в конце июля 2012 года к нему в колонию приходил Виноградов, который отговорил его от дачи показаний. Здесь в помощь Гасанову сторона обвинения приводит мать и жену Гасанова, которые по счастливой случайности были в колонии у Гасанова именно в то время, когда туда приезжал Виноградов, а также письмо из ВС РД, согласно которому родственницам Гасанова было выдано разрешение на его посещение в колонии. Но вот какая незадача: колония — не проходной двор, любые посещения здесь строго документируются. Посему мы точно знаем, что Виноградов Гасанова в колонии не посещал.
Кто не верит, пусть посмотрит журнал регистрации посетителей. Кроме того, мать и жена Гасанова утверждают, что посещали его вместе с детьми, однако ВС РД не выдавал разрешение на посещение ИК детям, что исключает возможность их прохода в учреждение. Наконец, из письма колонии мы знаем, что в книге регистрации входящих документов за 2012 год отсутствует отметка о регистрации письма ВС РД о разрешении свидания родственницам Гасанова.
Стало быть, разрешение на свидание, выданное матери, жене и сестре Гасанова, в ИК не поступало, им не воспользовались. Еще одна попытка подкрепить показания Гасанова сторонними доказательствами заключалась вот в чем. Он сообщил, что ранее говорил бывшему сотруднику полиции Магомедову М. З. о поступившем от Виноградова заказе на убийство Куджаева и Наумочкина. Мол, я не сейчас это придумал, вон раньше кое-кому уже рассказывал. Не знаю, на что рассчитывал Гасанов, но Магомедов допрошен в суде, и указанные сведения полностью опроверг.
Поэтому показания Гасанова с точки зрения достоверности, на мой взгляд — абсолютный ноль. В этих условиях сторона обвинения пыталась создать негативное впечатление о Виноградове и неразрывно в этом деле с ним связанном Муртазалиеве. Это впечатление должно было подменить собой доказательство наличия у Виноградова мотива для финансирования терроризма, причинения смерти Наумочкину и Куджаеву.
В ход пошли грязные приемы типа: Виноградов принял ислам и сменил имя на Юсуп, он с Муртазалиевым ущемлял интересы русских на Кизлярщине и т. п. Однако весь этот бред об аварском националисте Муртазалиеве, и вообще, весь этот национальный вопрос, разбивается о простые факты: например, о то, что у Муртазалиева жена русская, а у Виноградова — аварка. Если это кажется недостаточным, есть официальная статистика и десятки благодарных свидетелей разных национальностей, допрошенные в суде. Что касается религиозного вопроса, то дело дошло до того, что некоторые свидетели обвинения отказывались называть Виноградова русским по той причине, что он исповедует мусульманство.
— Каков по версии обвинения мотив преступления?
— Для чего Муртазалиеву и Виноградову необходимо было совершать все эти преступления? Если верить обвинительному заключению, деятельность Куджаева по выявлению и раскрытию преступлений, совершенных членами НВФ, вызывала недовольство Муртазалиева, который, руководствуясь мотивами мести, решил пресечь служебную деятельность Куджаева путем его уничтожения. О чем именно идет речь, какая деятельность Куджаева могла помешать Муртазалиеву, — не понятно.
Спецсвидетель Гасанов также не вносит ясности в этот вопрос. По его словам, Куджаев был для Муртазалиева «неугодным лицом», которое «лезет туда, куда не надо, и по-другому он не понимает». В воздухе витала история о том, что Куджаев мешал Муртазалиеву качать нефть из чужой трубы, но эта малопонятная история не получила развития. На протяжении судебного следствия также не было установлено ни единой причины, по которой Муртазалиев мог бы желать зла и, тем более, смерти Куджаеву.
Сын Куджаева вообще обратился к суду с просьбой об оправдании Виноградова, поскольку у Муртазалиева с Куджаевым-старшим были «нормальные, возможно, и дружеские отношения»; Куджаев в бытность сотрудником ЦПЭ, экономикой не занимался, сведения о принадлежности Муртазалиеву врезок в нефтепровод являются непроверенными слухами; ему не известны факты привлечения к уголовной ответственности лиц, входивших в окружение Муртазалиева, из-за профессиональной деятельности его отца. Кроме того, в суде допрошены коллеги погибшего Куджаева: Карагаджиев Г. Г., Исрапилов И. Г., заменивший Куджаева на его посту и принявший его дела к производству, Ашаганов Р. И., работавший под началом Куджаева, Иноземцев С. М., начальник полиции района, и прочие. Из показаний всех указанных свидетелей следует, что Куджаев не вел каких-либо дел и не совершал каких-либо действий, которые противоречили бы интересам Муртазалиева, на это нет даже намека.
Представленные суду документы: от проекта обращения к главе Дагестана, обнаруженного при обыске в кабинете Виноградова, до писем всевозможных правоохранительных структур вслед за многочисленными свидетелями говорят о том, что Муртазалиев и Виноградов были на передовой борьбы с НВФ, терроризмом и экстремизмом, всем, чем могли, помогали этой борьбе и активно в ней участвовали. Они были на одной стороне с Куджаевым, а не против него. Муртазалиев и Виноградов были объектом ненависти со стороны членов НВФ, они, как и многие другие чиновники, вынуждены были передвигаться с охраной, регулярно получали в свой адрес угрозы в связи с проводимой ими антитеррористической политикой. Здесь вам и видеозаписи, и снова свидетели, и материалы служебной проверки, и судебный приговор, содержащие сведения о том, как члены НВФ планировали убийство Муртазалиева. Об этом суду также поведали и два бывших участника НВФ.
— С мотивом для убийства Наумочкина получилось еще интереснее, — рассказывает Мусаев. — Если в причастности членов НВФ к убийству Куджаева никто не сомневается и это было классическое устранение членами подполья своего непосредственного оппонента, то с покушением на Наумочкина все далеко неоднозначно. Во-первых, по способу посягательства — мы слышали это от свидетелей в суде — атака на Наумочкина не была похожа на вылазку боевиков. По целому ряду параметров это походило на обычное заказное убийство со сброшенным оружием, сожженной машиной и т. п. Во-вторых, единственным источником сведений о том, что на Наумочкина покушались члены НВФ, является Гасанов, который родил эту сенсацию под конкретное уголовное дело против Муртазалиева и Виноградова. В-третьих, странным образом Гасанов, сообщивший о своем участии в особо тяжком преступлении — покушении на квалифицированное убийство, не привлечен за это к уголовной ответственности. А ведь уже который год пошел после этого сенсационного признания! Есть еще один интересный свидетель — Наумочкин. На всем протяжении предварительного следствия охотно давал показания, однако никогда не говорил о том, что Муртазалиев и Виноградов угрожали его жизни. В суде же он изменил показания и стал говорить об угрозах, которые высказывал Муртазалиев в ресторане и Виноградов на митинге. Попытка выяснить причину такой непоследовательности у самого Наумочкина не увенчалась успехом: то он вроде говорил после покушения каким-то сотрудникам полиции о возможной причастности Муртазалиева и Виноградова, но назвать этих сотрудников не может, то не говорил, потому что не доверял правоохранительным органам в Дагестане. То он утверждает, что всю правду сказал в центральном аппарате СКР следователю Гуре, но предъявляешь ему протокол, он говорит, что, должно быть, Гуре тоже не очень доверял. В общем, понять, что у Наумочкина на уме, довольно сложно. В любом случае в его повествовании есть ряд эпизодов, свидетельствующих о наличии между Муртазалиевым и Наумочкиным в прошлом политических противоречий и даже некоторой конкуренции. Однако путем допроса многочисленных свидетелей мы установили, что во всех этих эпизодах Наумочкин проиграл, а Муртазалиев выиграл. На момент покушения на убийство Наумочкина он не представлял для Муртазалиева решительно никакого интереса.
Есть еще история о митинге в Махачкале, где Виноградов якобы угрожал Наумочкину, но ни запись митинга, ни заключение экспертизы этого не подтверждают, равно как не подтверждал сам Наумочкин, пока его кто-то не надоумил, что надо бы. Я же вот что хочу сказать: мелкая политическая суета, которую в суде драматизировал Наумочкин, явно не тянет на мотив для убийства. Наумочкин даже в свои лучшие времена не был для Муртазалиева значимой величиной, однако Наумочкин в свою очередь — и это ощущается в каждом его слове — затаил серьезную обиду на Муртазалиева. Для Муртазалиева и Виноградова история обсуждаемых взаимоотношений явно не тянет на мотив для убийства Наумочкина. Зато она вполне годится в качестве мотива для оговора этих двоих Наумочкиным, который, как мне представляется, ненавидит их всей душой. Ну, а кроме того, Наумочкин — общепризнанный «человек Саида Амирова», как обосновать, или аффилирован — бывшего мэра Махачкалы, осужденного к пожизненному лишению свободы, в числе прочего за попытку убить Муртазалиева. Наумочкин в деле Амирова был свидетелем защиты, Виноградов — свидетелем обвинения, а Муртазалиев — и вовсе потерпевшим. Это, конечно, не единственное свидетельство тесной взаимосвязи Наумочкина с человеком, который считает Муртазалиева своим злейшим врагом, что подтвердили в суде многочисленные свидетели.
— По делу обвинения в посягательстве на жизнь Абдулкапарова — что говорит следствие, там открылись новые обстоятельства?
— Напомню, что по факту производства выстрела, как бы составляющего объективную сторону преступления, в 2004 году было возбуждено уголовное дело: неустановленными лицами из огнестрельного оружия произведен выстрел, в результате которого разбито оконное стекло одной из квартир. Совершенное деяние квалифицировано как хулиганство. В дальнейшем предварительное следствие было приостановлено за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, а уголовное дело утеряно и до сих пор не восстановлено.
И вот спустя тринадцать лет решено считать, что, во‑первых, выстрел был произведен Виноградовым, а во‑вторых, что это было сделано с целью лишения жизни сотрудника милиции Абдулкапарова. На каком же основании произошла такая революция? На основании показаний потерпевшего, очнувшегося странным образом именно в то время, когда нашим процессуальным оппонентам позарез нужно было хоть чем-то укрепить рыхлое, на мой взгляд, уголовное дело, возбужденное против Виноградова. Мы ведь знаем, как это бывает: попал кто-нибудь в немилость, и начинается полная ревизия его биографии в поисках такого места, где он оступился, повздорил с кем-нибудь и тому подобное. Дальше работа творческая, с людьми. Берешь потенциального потерпевшего и нарабатываешь с ним «фактуру». Было хулиганство? Слабовато. Будем считать, что он тебе в голову целился, пусть будет посягательство на жизнь сотрудника полиции. И эта работа с потерпевшим тем легче, чем сговорчивее человек и чем более он не любит обвиняемого. Абдулкапаров в этом смысле — идеальный вариант: во‑первых, возможно остался серьезный осадок от столкновения с Муртазалиевым и его командой, во‑вторых, к самому Абдулкапарову могли быть вопросы. В общем, о том, как ковалось это обвинение против Виноградова, мы догадываемся, но суду годятся только факты, вот они:
а) Как мы уже знаем, очевидцами расследуемого события были несколько десятков человек, гражданских и не очень. Ни один из этих людей не видел, что Виноградов стрелял. При этом Виноградов находился в эпицентре события, в самой его гуще, в том самом месте, к которому было приковано всеобщее внимание. Целый ряд свидетелей, наблюдавших Виноградова во время потасовки, отрицают возможность того, что стрелял он.
б) Ни один документ 2004 года, начиная с рапортов и заканчивая милицейскими сводками, не содержит упоминания Виноградова как стрелка.
в) Единственный источник сведений о том, что стрелял якобы Виноградов, это Абдулкапаров, однако его показания о расследуемом событии непоследовательны и противоречивы. То у него машины с номерами, то без номеров, то его сбивает одна машина, то другая, то у него Виноградов подходит, останавливается напротив него, вытягивает руку и стреляет, то все совсем иначе: Виноградов стреляет на бегу, то и вовсе дерется с участковым Резниковым, бьет того, вырывается и тут же стреляет. Меняется в показаниях и дистанция, с которой был произведен выстрел, то ли шаг, то ли метр, то ли два, то ли два-три. Кроме того, по словам Абдулкапарова, Виноградов при стрельбе держал пистолет правой рукой, тогда как Виноградов — левша.
Показания Абдулкапарова опровергаются показаниями его многочисленных коллег: Ганшке, Амираевым, Резниковым, Султановым — никто из них не подтверждает, а большая часть прямо опровергает историю, рассказанную Абдулкапаровым. Мало того, что никто не видел, чтобы Виноградов стрелял, так у него даже оружия в руках не было. Резников, которого якобы ударом свалил Виноградов и прорвавшись через которого выстрелил, категорично заявил, что никто его не бил! Теперь к вопросу об умысле стрелка. На каком основании суд решил, что стрелявший имел намерение убить Абдулкапарова или вообще попасть в него? Только на основании показаний Абдулкапарова, данных в форме предположения, о том, что пуля пролетела в непосредственной близости от него. Показания Абдулкапарова в части того, из какого положения и с какого расстояния в него стрелял Виноградов, менялись не просто так. Ведь, если выстрел был с шага или двух, то это с учетом вытянутой руки практически выстрел в упор. Здесь возникает вопрос о пороховых газах, даже об ожоге и, главное, о том, почему стрелок промазал. Именно поэтому Абдулкапаров, сначала говоривший, что Виноградов выстрелил прицельно, остановившись перед ним в шаге или двух, в своих дальнейших показаниях стал менять историю: во‑первых, понемногу отодвигать Виноградова от себя, а во‑вторых, ставить его во все менее устойчивое положение, на бегу, в схватке с участковым Резниковым и т. п. Мол, наверное, он промахнулся, потому что был не так уж близко и еще в движении. В этой связи не понятно, почему Абдулкапаров, следствие, а затем суд считают, пусть даже был бы доказан факт производства выстрела Виноградовым, почему они не допускают, что он выстрелил мимо Абдулкапарова преднамеренно, чтобы напугать его? Или в отместку за его выстрел то ли воздух, то ли в колесо машины? Тут, кстати, вспоминается свидетель Шелкопляс и его слова (цитата): «Потерпевший сам говорил, что стреляли не в него, видимо, хотели напугать». Почему этот вариант был отброшен, почему сторона обвинения и суд выбирает наихудший для обвиняемого вариант, вкладывает в его голову умысел на лишение человека жизни, вопреки презумпции невиновности? А потому же, почему решено было вытащить из дальнего угла эту историю, отдающую нафталином. Потому что задача в этом деле на наш взгляд — не справедливый его исход, а причинение Виноградову максимального урона.
«НД» готово предоставить слово и другим заинтересованным сторонам данного процесса.
НД